2007-05

Корейские записки 

Часть 2

Гробализм. Изучая чучхе. Трудармии Сонгуна. Цветы и солдаты. Чхоллима, как феникс. "Пуэбло" - путь на реку Тэдон 

Буквы "л" и "р" одинаково пишутся в корейском языке, создавая некоторую путаницу при переводе. Преподаватель, который проводил с нами занятия по идеологии Чучхе и политике Сонгун, частенько произносил великолепное слово "гробализм". Очень точное определение политических и экономических процессов, происходящих в нынешнем мире. Суть лекций преимущественно сводилась к тому, что Северная Корея не хочет ложиться в могилу, давно уготованную ей этим миропорядком.

"Политика Сонгун" означает приоритет армии во всех сферах общественной жизни КНДР. Это первенство военных логично начинается с экономики. Настоящие "трудовые армии", по образцу тех, над созданием которых некогда работал Троцкий, являются основной резервом рабочей силы в строительстве, сельском хозяйстве и некоторых производственных отраслях страны. Именно они чаще всего работают на ударных стройках, вроде строительства дамб, дорог и электростанций. Один из таких военных стройотрядов на наших глазах укладывал асфальт возле железнодорожного вокзала Пхеньяна. Работы были выполнены в несколько дней - достаточно аккуратно, учитывая их авральный темп. Дорожным ремонтом руководили не офицеры, а штатские инженеры, но за рулем асфальтовых катков сидели солдаты - что делало их похожими на боевые машины. Они же засыпали лопатами гравий и выполняли весь прочий комплекс строительных работ. Возле котлов с кипящим асфальтом стояла полевая кухня, где варили кашу для этих "армейских" рабочих. Петлицы-"ромбы" на их гимнастерках заставляли вспомнить советское обмундирование - даже не пятидесятых, а тридцатых годов.

Армейские казармы, которые мы видели в Пхеньяне, представляли собой небольшие автономные хозяйства с собственными огородами и пахучими свинарниками - "в духе опоры на собственные силы". Лично я без колебаний отдал бы им предпочтение перед полуразрушенными военными городками России и Украины.

Основная роль армии КНДР вообще сводится не столько к военной, сколько к общественной функции. Через нее проходит подавляющее большинство жителей страны - многие из них на всю жизнь сохраняют привычку ходить, заложив руки за спину, или вытянув их по швам. В настоящий момент срок обязательной военной службы составляет четыре года. Зачастую ее можно проходить, не отрываясь от прежней работы или учебы - как это делает большинство женщин. Военнослужащие имеют целый пакет льгот, включая особый продовольственный паек, преимущества в получении жилья и поступлении в вузы. Служба в армии традиционно служит социальным трамплином для продвижения по административной лестнице КНДР. Бывшие кадровые офицеры часто становятся партийным начальством в поселках и уездах. Ведущая роль армии подчеркивается в наглядной агитации, где образ солдата нередко предшествует фигурам рабочего, крестьянина и интеллигента. Старенькие ветераны пользуются подчеркнутыми знаками внимания, о которых давно забыли их постсоветские коллеги. Мы видели, как пожилой, немного подгулявший народоармеец, небрежно перекинув через плечо "калашников", спокойно шествовал по улицам, не встречая никаких замечаний в свой адрес.

Гиды рекомендовали нам не фотографировать солдат, но мы не раз игнорировали этот запрет. Впрочем, он не носил обязательный характер. Во время выставки цветов кимирсенхвы и кимченирхвы (сорта орхидеи и бегонии, названные в честь Кимов) сотрудник КГБ лично сфотографировал нас с милыми девушками из Рабоче-Крестьянской гвардии. Они были одеты в гимнастерки, огромные кепки с большими красными звездами, и как две капли воды напоминали хунвейбинов из маоистской кинохроники. Целые отряды корейских солдат осматривали удивительно красивые картины, составленные из живых цветов. Там же, на выставке, я сделал снимок малыша в крохотном военном мундирчике - впоследствии, он попал на обложку глянцевого журнала. При этом, мы почти не видели у детей обычных у нас военных игрушек. Возможно, потому, что еще в школе они проходят первичную военную подготовку со старым, но вполне настоящим оружием.

К милитаризованности общества КНДР можно относиться по-разному - боготворя ее в духе наших патриотических кликуш, или категорически отбрасывая, исходя из традиций либерализма. Можно также подходить к этому с пониманием специфических условий, в которых оказалась сегодня эта страна. Только через месяц после нашей поездки Пентагон формально передал командование войсками Южной Кореи в руки ее собственного правительства. Американская армия де-факто оккупирует территорию, официально подконтрольную Сеулу. Огромная военно-морская группировка, сосредоточенная на военных базах в Японии и в южной части полуострова имеет одну, главную цель - КНДР. Гуляя в парках Пхеньяна и в горах Мёхан, мы шутили - возможно, сейчас за нами следит один из пяти спутников США, постоянно дежурящих над территорией Народной Кореи. Угроза военного нападения буквально витает в воздухе "страны утренней свежести". Это ощущение особенно усилилось после оккупации Ирака. В разговорах корейцы не скрывают понимания - их страна стала мишенью номер один. Наряду с Сирией, Ираном, Венесуэлой и Кубой, а возможно, и опережая своих коллег по бушевой "Оси зла". Они прекрасно осознают, что будет значить эта война. Прекрасный Пхеньян, каким видят его сегодня гости Кореи, в буквальном смысле, восстал из руин, в которые превратили его "летающие крепости" Макартура и Риджуэя. Здесь не просто найти хотя бы одно довоенное здание, а послевоенные снимки столицы заставляют живо вспомнить о Хиросиме. Полностью разоренная страна потеряла два миллиона человеческих жизней. "Резня в Корее" - известное антивоенное полотно Пикассо - передает содержание этой трагедии не только в своих образах, но и в самом названии. Не следует забывать и дикие факты 35-летней японской оккупации, в ходе которой практиковалась массовая депортация трудоспособных корейцев и биологические опыты на людях. Империализм имеет перед этой страной особый, по настоящему неоплатный долг. И собирается отдавать его в виде новых бомб. "Оперативный план 5027" - только один из сценариев вооруженного нападения на КНДР, официально разработанных и принятых Пентагоном. Пресса часто вспоминает о них сегодня, после ядерных испытаний на Севере полуострова, в южной части которого десятилетиями располагалось ядерное оружие США.

Трагедии ХХ века оставили глубокий след в общественном сознании Кореи. В стране до сих пор присутствуют антияпонские настроения. Общепринятые в мировом лексиконе слова - например, "сакура", "саке" или "суши", - старательно заменяют здесь на их местные аналоги (при этом, в Пхеньяне можно купить японское пиво "Саппоро"). А слово "самурай" имеет в обиходе примерно то же значение, как слово "фашист" в старые советские времена. В КНДР отрицают родство корейской и японской наций, хотя жители "страны восходящего солнца" являются прямыми потомками обитателей "страны утренней свежести" и говорят на языках общей восточно-алтайской семьи.

Отношение к главному противнику - Соединенным Штатам, в полной мере раскрылось во время посещения американского разведывательного корабля "Пуэбло", захваченного корейцами в шестьдесят восьмом году. Улыбчивая гид в военной форме рассказывала об этом знаменитом инциденте, когда корейский командир, поднявшись на борт после боя, знаками спрашивал у капитана, сколько "носатых" янки состоит в его шпионской команде. В заключение она показала на старинные пушки, снятые с американского капера "Генерал Шерман", терроризировавшего устье реки Тэдон в конце девятнадцатого века. И заключила - "они всегда приходили к нам грабить". Лаконичное определение самой сути империализма.

"Пуэбло" снова прославилось в 1995 году. Корейцы замаскировали его под рыбачий сейнер и тайно провели из Японского моря в Желтое, под носом у американо-японских и южнокорейских флотов - чтобы затем поставить на прикол в Пхеньяне. Эта своеобразная операция стоила постов нескольким американским и сеульским адмиралам, проворонивших рейд трофейного корабля.

Северные корейцы любят выражать пафосную готовность к отражению возможной агрессии. На самом деле здесь важны не столько воинственные плакаты и дежурные обещания "стать пулями стального полководца Кима". Важно, что эти люди умеют стрелять и знают свое место на случай начала новой войны. Именно потому их страна все еще обеспечивает себе нынешнюю, относительно мирную жизнь. После Афганистана с Ираком нельзя не признать: танцы "Арирана", дворцы пионеров и цветущие клумбы кимирсенхвы возможны лишь благодаря сонгуновскому "приоритету армии" и испытанной накануне ядерной бомбе. Так ли уж велика для Кореи эта цена? 

Кладбище революционеров. Слезы из бронзы и крови. Прижизненный облик. Дворцы подарков. Мысли о культах. Что ждет Корею? 

"Тэсонсанское кладбище революционеров" расположено на высокой сопке. Оно как бы парит над городом, возвышаясь над Кымсусанским дворцом - бывшей резиденцией и нынешней усыпальницей Ким Ир Сена. Гиды обязательно скажут вам, что покойный вождь любил смотреть из окна в сторону места упокоения своих товарищей - подпольщиков и партизан. Это кладбище органично сочетает в себе советскую монументальность и традиционные черты азиатских военных кладбищ. Бронзовыебюсты революционеров расположены длинными рядами, на невысоких террасах - один над другим. Реализм доведен здесь до своего буквального понимания. Фактически, вы видите бронзовые фото реальных героев национально-освободительной борьбы. Рядом, среди цветущих чиндалле, стоят до блеска отполированные фигуры скорбящих солдат. На их глазах можно видеть крупные бронзовые слезы.

Многочисленные памятники КНДР поражают своим масштабом. Скоростной лифт поднимает вас на стосемидесятиметровую башню Монумента идей Чучхе - прямо под огромный факел, сияющий в ночи багровыми цветами. До него тщетно пытаются достать два стометровых фонтана, бьющих из вод реки Тэдонган. Триумфальная арка в честь победы над Японией, которая умудряется сочетать античную и национальную традиции, превосходит размерами все сооружения подобного типа, возведенные в Риме, Париже, Москве, и где-либо еще. Монумент основанию Трудовой партии Кореи интересен барельефами, один из которых изображает уличные бои современных студентов и профсоюзников Сеула. Увенчанная звездой колонна в честь китайских добровольцев, павших в боях против морпехов США, украшает сопку Моран. В Пхеньяне существуют специальные дорожные знаки, предупреждающие, что на вашем пути находится революционный монумент. Многие учреждения и жилые дома украшены мраморными табличками - это значит, что в свое время здесь лично бывал кто-то из двух вождей.

Среди главных мест почитания выделяется мавзолей, в который был превращен Кымсусанский дворец. Чтобы увидеть "прижизненный облик вождя" приходится долго ехать по эскалатору, а затем пройти через металлоискатели и рентгеновскую установку (фотоаппараты сдаются сразу при входе). Обходя роскошный, пожалуй, излишне помпезный саркофаг с забальзамированным телом, нужно четырежды поклониться ему с каждой из четырех сторон. После этого нас провели в "Зал кровавых слез". Русский голос в специально выданном плэйре рассказывает, что его пол "расплавился от горячих слез скорбящих по своему вождю корейцев".

Родная деревня старшего Кима, пригород Мангендэ, представляет собой большой парк, где стоят крытые соломой хатки - похожие обычно рисуют на иллюстрациях к шевченковскому "Кобзарю". Дом семьи юного бунтовщика Ким Ир Сена является интересной экспозицией старого корейского быта времен последней королевской династии и японской оккупации. Стела на живописном берегу реки указывает символическое место, где простился с родиной покидающий ее подросток - на пути вкитайскую эмиграцию, к подпольной, партизанской борьбе. Чтобы через много лет вернуться сюда советским офицером и автором принципа Чучхе: "человек - хозяин всего, и он решает все".

В горах Мёхансан мы осматривали знаменитые "Музеи подарков" - подземные комплексы, где собраны разнообразные вещи, подаренные Кимам иностранными политиками. Первая и самая большая из этих сокровищниц принадлежит Ким Ир Сену. В глубине "бункера чудес", напоминающего фантастические фэнтэзийные дворцы, спрятаны подарки Сталина и Мао Цзэдуна - два железнодорожных салон-вагона с очень любопытными интерьерами. Строители вначале занесли их внутрь, вместе с несколькими подарочными лимузинами, а затем надстроили своды огромных комнат. В этом удивительном музее, прямые коридоры которого заставляют вспомнить игру в "Doom", расположены десятки одинаковых дверей, за которыми может скрываться все, что угодно. Например, еще один подарок китайцев - восковая статуя самого вождя, на фоне диорамы озера Самчжи, где точно имитируются деревья, кусты и даже легкий ветерок, а на заднем плане ненавязчиво звучит музыка корейского гимна. Для вящего эффекта, посетителей вводят сюда внезапно, без предупреждений.

Огромные тяжелые ворота - вход в главный "музей подарков", наружная часть которого представляет собой затейливо украшенную пагоду, охраняет почетный караул солдат. Их автоматы-"калашниковы" отделаны сверкающим никелем.

Насколько уродливо это поклонение полуобожествленным вождям? Как оказалось, в стране, где на улицах совсем нет коммерческой рекламы, редкие плакаты Кимов не так уже режут глаз. Чтобы найти их изображения, вам придется пройти несколько улиц - тогда как каждый метр наших кварталов буквально испещрен брэндами - этими мелкими и погаными божками, прочно овладевшими душами украинцев и россиян. Мы привыкли, и почти не замечаем их вездесущего, по-настоящему тоталитарного всевластья, но контраст Северной Кореи заставляет задуматься - какой из этих культов более нелеп и уродлив?

А ведь культ рекламы и культ вождей могут быть с успехом совмещены. Борис Кагарлицкий рассказывал мне о корпоративных культах в Южной Корее, где в каждой крупной компании царствует свой маленький всемогущий вождь, настоящий полубог для своих наемных рабочих.

Смущенные культом Кимов "левые" иногда апеллируют к специфике рисоводческих азиатских культур, со свойственной им административной централизацией и единоначалием, необходимых для осуществления коллективных ирригационных работ. Сторонники этой теории утверждают: потребность в культах с неизбежностью присуща азиатским народам. Разумеется, это не так. Деформация общества КНДР стала прямым результатом жесткого военно-экономического противостояния с империализмом, которое не прекращается с самого момента основанияэтой страны. Культы уйдут в прошлое только вместе с этим врагом Народной Кореи. Его угрозы превращают Север в военный лагерь, отмобилизованный и постоянно готовый к отражению более чем реальной агрессии. Бюрократическая централизация в лице партийного аппарата и его авторитарного лидера являются неизбежным следствием подобного положения дел. Но даже такое общество, с его бесспорными элементами социализма, несравнимо свободней значительной части остального мира, где царит один всеобщий культ денег и предпринимательской наживы.

Социальное расслоение внутри КНДР, где явно выделяется прослойка привилегированной военно-партийной номенклатуры, по всей видимости, еще не зашло слишком далеко.Образы двух вождей весьма популярны у большинства северных корейцев - в том числе, модернизированный и более человечный имидж руководителя Ким Чен Ира. Основная масса граждан КНДР искренне поддерживает этот режим. Расположившись у главного монумента старшему Киму, автор снимал людей, которые самостоятельно, целыми семьями, приходили сюда, чтобы поклониться исполинской скульптуре - карлики на фоне ее массивных бронзовых ботинок.

Впрочем, это вовсе не устраняет внутренние угрозы существованию Народной Кореи. Помимо возможной военной агрессии, здесь существует реальная опасность постепенного перерождения "сверху". Сегодня в этой стране вряд ли возможен контрреволюционный переворот и открытый переход к либерализму по советскому образцу - однако, эту перспективу вовсе не следует сбрасывать со счетов. Кроме того, местная партийная бюрократия вполне может последовать примеру своих китайских коллег, успешно строящих капитализм под социалистической вывеской. Очевидно, такие идеи уже посещали кое-какие головы в здешних чиновничьих и военных кругах. Возможно, именно поэтому руководство КНДР ограничило политические контакты со своим ближайшим торговым партнером - Китаем. Как впрочем, и с путинской Россией. Корейские товарищи жаловались нам на популизм российских властей, которые откровенно саботируют задекларированное экономическое сотрудничество, предпочитая иметь дело с рыночным Сеулом. Кроме того, российская разведка передала ЦРУ важную информацию о военных разработках в Корее, существенно повысив угрозу агрессии.

Конечно, в КНДР существуют коррупция и кумовство, хотя самые влиятельные чиновники являются образцом нестяжательства по сравнению с любым отечественным политиканом. Каждый из них выглядит бедняком на фоне любого мелкого бизнесмена из бывшего СССР, а дисциплина и наказания за отход от норм партийной морали еще не являются здесь пустым звуком. Однако, печать разложения уже тронула корейскую номенклатуру - и, в частности, внешнеполитический контингент Трудовой партии. Его представители на низовом уровне нередко ведут себя в стиле советских дипломатов восьмидесятых годов, и, очевидно, вполне готовы отбросить принципы чучхейской морали. Похоже, их сдерживает не идеология - один только страх.

Впрочем, партийное руководство страной кажется весьма жизнестойким. Здание Верховного народного собрания КНДР, куда неожиданно пустили украинскую делегацию, представляло собой вполне рабочее учреждение, обставленное без лишней помпы - хотя в его сессионном зале красовалась обязательная статуя Ким Ир Сена. В местном парламенте представлены все три политических партии, официально существующие в КНДР. Помимо Трудовой партии, здесь формально действуют Социал-демократическая партия и "Партия молодых друзей небесного пути" (организация последователей корейской секты Чхондогё, которая, по словам исследователей, соединяет "крестьянский эгалитаризм и неприятие иностранцев) - о чем практически не известно за пределами Кореи. Как и о том, что текущее руководство страной, по всей видимости, осуществляет не Ким Чен Ир, который предпочитает заниматься идеологией и монументальным искусством, выступая живым символом чучхейского строя. Экономическую политику страны курируют функционеры из аппарата ТПК. Один из них, Ким Ен Нам, официальный глава КНДР, Председатель президиума Верховного народного собрания, смотрел вместе с нами танцы пхеньянских пионеров и стоя аплодировал их выступлению.

Вопросы объединения Кореи также напрямую касаются ее дальнейшей судьбы. Даже далекие от симпатий к КНДР люди признают, что процессу объединения полуострова препятствуют южнокорейские власти - под прямым давлением Вашингтона. Предложенная им схема конфедеративного устройства, с сохранением политической и экономической независимости Севера и Юга предусматривает отказ от иностранного военного присутствия. Или, иначе говоря - полную эвакуацию американских военных баз. США, эти подлинные хозяева южной части страны, категорически не приемлют эту демократическую инициативу.

Интересно отметить различия в языке Северной и Южной Кореи, которые давно утратили былое языковое единство. Лексика жителей южной части полуострова полна заимствованных слов, тогда как на Севере подчеркнуто сохраняют корейскую языковую самобытность. Полвекаспустя жителям разделенной страны не так просто понять друг друга при встрече. Перебежчикам из Южной Кореи (а их немногим меньше перебежчиков с Севера на Юг) приходится адаптироваться к этой, сугубо корейской языковой среде. Побывав в Народной Корее, вы не можете быть равнодушными к ее дальнейшей судьбе. "Иностранцы - это бациллы. Даже не желая этого, своим поведением и своим видом мы разлагаем этих людей", - очень серьезно говорила нам наша спутница, несколько лет прожившая в Пхеньяне. Понимая ее тревогу, я все же считал бы необходимым познакомить с жизнью КНДР как можно больше непредвзятых людей со всех уголков нашего мира. Узнав эту жизнь, во всех ее чудесах и противоречиях, они станут силой, которая выступит против любых попыток уничтожить эту страну.

Красный буддизм. День солнца. Маркс на площади. Принимая "парад". Солярис. Метро специально для нас

В горных лесах Мёхансана, среди вековых ильмов и древовидных лиан, по которым снуют бурундуки, спрятаны пагоды буддистского монастыря Бохен - одного из немногих, уцелевших после американских бомбардировок. Мы посетили его почти случайно, после поездки в подземный Дворец подарков. Сын протестантского священника, Ким Ир Сен, не питал симпатий ни к одной из местных религий, а идеология Чучхе с завидной последовательностью отстаивает принципы научного атеизма. Тем не менее, власти КНДР признают заслуги буддистов, отличившихся в партизанской борьбе против японской оккупации. Монастырь в Мёхансане, ко всему прочему, являлся центром средневековых антифеодальных восстаний, о чем подробно рассказывают его нынешние обитатели. По иронии судьбы, существование в изолированной стране уберегло этот культ от коммерциализации и туристического бизнеса, сохранив аутентичные традиции, в поисках которых приезжают сюда буддисты из Южной Кореи и других азиатских стран. Скульптуры демонов судьбы, попирающих бессильного человека, должны очень напоминать им порядки своего "свободного" мира.

Буддистский монах из Мёхансана оказался единственным взрослым корейцем, грудь которого неукрашал обязательный значок с Ким Ир Сеном. "Его просто не видно. Он под монашеским облачением", - тут же прояснил нам этот казус переводчик. Кроме паломников, в горных лесах можно наблюдать корейских туристов с солдатскими рюкзачками, гуляющих по всевозможным "тропам здоровья". Они как две капли воды напомнили нам советских "таежных романтиков" семидесятых годов - самим внешним видом и характерными песнями под гитару, у аккуратно разложенных на полянах кострищ.

В праздновании "Дня солнца" - главного праздника КНДР - не было заметно никаких мотивов буддистских церемоний. Он чем-то напоминал Первомай из эпохи восьмидесятых - солнечный весенний праздник, с концертами, гуляньями и народными демонстрациями в сторону Кымсусанского мавзолея. Вместо ожидаемого апофеоза милитаризма мы видели взлетающие в воздух красные шары, антивоенные плакаты и весело отдыхающих в парках корейцев. Ближе к вечеру нас привезли на главную площадь Северной Кореи - площадь имени Ким Ир Сена, уже знакомую нам благодаря самостоятельным пешим прогулкам. Над ней господствуют купола Народного дворца учебы - огромной и современной библиотеки - выполненные в традиционном корейском стиле. Это здание, такое нетипичное для главных площадей мировых столиц, спускается к площади каскадом гранитных трибун. Они выполняют здесь прежнюю функцию московского мавзолея. Напротив, за близкой рекой, возвышается огромная колонна Монумента Идей Чучхе. Немного левее видна фигура корейского партизана - с винтовкой и горном, на фоне горы Пэкту - хорошо известная по снимкам с парадов и демонстраций на площади Ким Ир Сена. С другой ее стороны, прямо на домах, расположены огромные, написанные маслом портреты Ленина и Маркса. Они означают формальное признание социалистической традиции, с которой по-прежнему отождествляет себя корейский режим - важный идеологический "мессидж" в понимании северных корейцев. Портрет старшего Кима, флаг КНДР и огромныегромкоговорители-"граммофоны" в стиле сороковых годов довершают собой неповторимый облик главной площади Народной Кореи.

Вечером, на исходе "Дня солнца", мы заняли места на трибунах пхеньянского "мавзолея". Здесь находилась только небольшая группа иностранных гостей "Апрельской весны". Корейцы исподволь показывали нам на небольшое окно в расположенной по соседству галерее. Утверждалось, что в ней может анонимно смотреть за действом руководитель Ким Чен Ир. Мы знали, что сейчас должен состояться "народный парад", о котором еще раньше говорили мои бывавшие в Корее спутники, но плохо представляли себе, что именно нам придется увидеть.

Темнело, над площадью Ким Ир Сена уже горел инфернальный факел заречной колонны, а мягкие лучи прожекторов гладили ее зачищенную до блеска поверхность. Внезапно со всех четырех сторон сюда устремились десятки тысяч нарядно одетых людей. Это было похоже на цветную приливную волну, которая заливала площадь, огибая здания, клумбы с флагами, и растекаясь широкими рукавами. Через минуту на площади выстроилось сорок тысяч корейцев - женщины в ярких костюмах, мужчины в белых рубашках при галстуках, в строгих брюках - в примерном соотношении три к одному. Их было ровно столько, чтобы заполнить собой все пространство площади. Заиграла приятная музыка, и эти люди начали танцевать - сплетаясь и расходясь, собираясь рядами, разбиваясь на пары и тройки, образовывая собой круги, звезды и сложные геометрические фигуры.

Сначала мы смотрели на это с трибуны, а после нам разрешили спуститься и выйти "в народ" - глубоко в танцующую толпу. Корейцы продолжали кружить свои замысловатые хороводы, не обращая никакого внимания на бродивших среди них иностранцев. Если мы подходили к ним слишком близко, они деликатно смещались в сторону, ни на секунду не прерываясь и не сбиваясь с ритма, похожие на единый разумный организм. Все это остро напомнило мне живой океан из лемовского "Соляриса". А еще - поле высокой, спелой пшеницы, которая подается перед идущим по нему человеком. Блуждая по этой ожившей, пришедшей в движение площади, я даже сбивался с ориентации, оглядываясь в поисках пагод Дворца учебы, подсвеченных в мрачный, зеленоватый цвет - в контраст к багровым огням Башни Чучхе. Пожалуй, это было одно из самых необычных впечатлений в нашей жизни. Фотографируя, я всматривался в лица кореянок, румяно красневших перед объективом. Как нам потом говорили, на площадь собрали ударных работников и танцоров, со всех хореографических секций Пхеньяна и других городов страны. Эти люди отдыхали, они дарили приятные ощущения - себе и нам, не впадая в низкопоклонство или казенный официоз. Самый приятный Майдан, который мне когда-либо приходилось видеть - особенно, на фоне наших традиционных пивных "праздников", с непрерывной рекламой спонсоров, пьяной давкой в толпе и послеконцертным мордобоем. Нам даже сложно представить себе такие человечные торжества.

Наутро мы собрались смотреть метрополитен Пхеньяна. Иностранцы могут свободно спуститься в его глубины - здешний сабвей считается одной из достопримечательностей столицы КНДР. Некоторые из нас уже успели побывать в метро, а один российский делегат проехал на нем буквально в это же утро. Поэтому мы были очень удивлены, когда корейские гиды вежливо попросили нас подождать с экскурсией.

Мы согласились, и чуть позже спускались вниз на эскалаторе, вместе с товарищами Паком и Чо. Тоннель уходил вниз на стометровую глубину. Он был чисто выбеленным, без какой-либо рекламы. Приятная музыка заменяла здесь московские радиообъявления об опасных "посторонних предметах". Таким было когда-то наше метро. Корейцы показывали нам свои знаменитые станции. Среди них выделялись "Пухын" ("Процветание") и "Енгван" ("Слава") - настоящие подземные дворцы с прекрасными мозаиками и колоннадами в манере наших "Золотых ворот". Крупнейшая мозаичная панорама станции "Пухын" изображает Ким Ир Сена в окружении семисот ударников строительства метрополитена - можно не сомневаться, что их портреты переданы здесь достоверно, как на фотоснимке. Московское метро в его нынешнем состоянии явно несправедливо присвоило себе звание красивейшей подземки планеты. На платформах стояли газетные стенды со свежим номером "Нодон Синмун", в котором мы обнаружили свое очередное фото. Было видно, что пассажиры привыкли читать газеты в перерывах между поездами, которые прибывали на станцию в интервале трех минут. Эти метропоезда состоят из четырех длинных вагонов, двери в которых открываются не только автоматически, но и вручную - как в Европе. Местная подземка начинает работу в полшестого утра и заканчивает ее в десять вечера - в соответствии с образом жизни обитателей Пхеньяна. Метрополитеновские вагоны, изготовленные в Восточном Берлине, во времена ГДР, были вместительными и чистыми. Поезд шел мягко, без рывков. В салоне вагонов прикреплены небольшие портреты обеих Кимов.

Покидая очередную сияющую станцию, мы задержались на ступеньках, и вдруг увидели, что на ней гаснет часть стеклянных светильников. Как оказалось, их зажигали специально для нашей экскурсии. Вся невинная показуха корейцев свелась к тому, чтобы позволить нам сделать более качественные фото в полностью освещенных залах. Они не знают, что на станциях Киева традиционно горит, в лучшем случае, третья часть наличных осветительных приборов. Остальные запущены до такой степени, что их не включают даже в честь визита какого-нибудь президента.

Поднимаясь наверх, мне думалось, что в этой стране почти невозможно скрыть правду - правду о том, чего стоят придуманные о ней мифы. Сидя на борту "тушки" в знакомом аэропорту, мы уже точно знали, что корейцы едят траву, а их летчики используют вместо приборов свет своих нагрудных значков. Вы не верите в это? Тогда вам наверняка стоит приоткрыть для себя жизнь Народной Кореи.

Буря над Тяньаньмэнь. Народ идет к Председателю. Бизнес на Мао. "Шанхаи" в Пекине. Дракон против людей

Столица Китая встретила нас пыльной бурей. Множество пекинцев ходили по улицам в марлевых повязках и респираторах. Вначале мы связывали это с птичьим гриппом, но очень быстро поняли - виной всему пыль. Пыльный шторм в этот апрельский день был самым сильным за последние годы. О нем написали даже российские газеты. Весенние ветра подняли в воздух огромные массы высушенной земли из пустыни Гоби и полей северного Китая, загубленных в период "интенсивного земледелия" 80-х годов. Перевалив Великую Стену, тонны летучей пыли обрушились на Пекин, щедро запорошив легендарную Тяньаньмэнь. Солнце над "Площадью небесного спокойствия" выглядело белым диском, прикрытым серой завесой. Мелкий песокзабивался в нос и глаза, неприятно похрустывая на наших зубах. Во время церемонии спуска национального флага КНР вихрь бросил пыль в лицо одному их китайских гвардейцев. Солдат выпустил оружие и согнулся пополам на глазах у сотен зевак.

Глядя на это, вспоминалась фраза о "черном ветре" из политического лексикона хунвейбинов.

Прибыв в аэропорт, мы добирались в город на частном автомобиле - причем, нашего водителя охраняла сидевшая рядом жена. В другом, государственном такси ее функцию выполняла железная решетка, за которой был замурован китайский шофер. Приехав на Тяньаньмэнь, мы сразу почувствовали цепкую руку китайского криминала - в моем кармане, куда залезла рука местного вора. Среди толпы кучковались целые группы нелегальных валютчиков, очень похожих на наших менял из начала 90-х годов. Они собирались у входа в Запретный пурпурный город, под аркой с огромным портретом Председателя Мао. Зазывалы-гиды предлагали подняться наверх, к его рисованной голове - на трибуну Ворот небесного спокойствия, где некогда принимал миллионные парады основатель КНР. Разумеется, за отдельную плату. Похоже, что за отдельную плату в этой стране можно сделать почти все - что весьма сильно отличает ее от Народной Кореи.

Огромная площадь была забита провинциального вида китайцами в ватниках и демисезонных куртках, прибывших в столицу из разных уголков огромной страны. Их совершенно не заботила пыль, которая, по всей видимости, отпугнула большинство иностранных туристов, ударив по прибылям местных торгашей. Обосновавшись в центре площади, у величественного обелиска Народным героям, они хватали нас за одежду, настойчиво предлагая репринтные издания Цитатника Мао. И быстро разбегались при появлении милиционеров, одетых на европейский полицейский манер. К поясу стражей порядка пристегнуты портативные огнетушители - чтобы спасать жизни уйгуров и тибетских монахов. Они нередко сжигают себя здесь, на самой большой площади мира.

Грандиозный ансамбль Тяньаньмэнь, на просторах которой свободно размещается миллион человек, включает в себя Дом народных собраний, где работает высший законодательный орган КНР, а также МузейРеволюции и Мавзолей, именуемый "Мао Чжуси цзинянь тан" - Дом памяти Председателя Мао. Напротив Ворот Небесного спокойствия развевается многометровое полотнище красного флага. Все это теряется на фоне огромного пространства площади - Тяньаньмэнь действительно напоминает собой перевернутое небо. По существу, это зеркало новейшей истории Поднебесной. 1 октября 1949 года Мао провозгласил здесь создание Китайской народной республики - новой, самой населенной социалистической страны планеты. Сорок лет назад, в шестьдесят шестом, на площади прошли восемь парадов хунвейбинов, знаменующих начало Культурной революции - тогда здесь маршировали 11 миллионов китайских коммунистов. Десять лет спустя, в апреле 1976-го, столкновения после смерти Чжоу Эньлая возвестили начало контрреволюционных перемен. Наконец, в июне 1989 года Тяньаньмэнь стала ареной кровавой битвы между войсками и либеральной студенческой молодежью. Номенклатура сумела подавить этот путч - но лишь для того, чтобы самостоятельно перевести Китай на рыночные рельсы капитализма.

С утра мавзолей Мао Цзэдуна окружали тысячи китайцев, напоминая о прежних очередях к ленинскому Мавзолею. К нам, иностранцам, подбегали предприимчивые пекинцы, предлагая задешево продать свое место в этом нескончаемом потоке людей. Среди тех, кто шел к Мао, было очень много молодежи. Милиция старательно проверяла нас портативными металлоискателями, деловито отбирая фотоаппараты. Рядом стояли службисты в штатском. Женщина в темных очках, одетая в длинный черный, наглухо запахнутый плащ, что-то кричала в мегафон - прямо в толпу. Ближе ко входу в Мавзолей в ней, как по команде смолкли шутки и смех. Здесь продавали алые гвоздики и небольшие памятные буклетики - за один бумажный юань с изображением Председателя. Цветы покупали почти все китайцы, оставляя их в первой комнате Мавзолея - Северном зале, возле снежно белой статуи сидящего Мао. Он встречал гостей на фоне зеленоватого горного пейзажа, среди живых и мертвых цветов. Кипыалых гвоздик прекрасно оттеняли этот бело-зеленый колорит. Мы добавили к ним цветы от объединения "Че Гевара" и левых интернет-газет Украины.

Тело Председателя ждало нас в следующем зале, под колпаком из бронестекла. Интерьер комнаты выгодно отличался от мавзолея Ким Ир Сена, радуя лаконичностью и сдержанной простотой. Мао Цзэдун, одетый в любимый серый френч, был укрыт красным знаменем с золотыми молотом и серпом. На его бледном лице отпечаталась легкая улыбка. Игнорируя возгласы охраны, я задержался в Зале Последних почестей, чтобы посмотреть, как всматривается в нее бесконечная вереница китайцев. А сразу за выходом из Мавзолея, прямо на его террасе, стояли десятки торговых раскладок - целый мини-базар, торгующий памятью Председателя Мао. Здесь были сотни самых разнообразных сувениров с его изображением - включая веера, зажигалки, ручки, консервные ножи и фляги для водки, бесчисленные и сплошь безвкусные картины, монументальные пресс-папье и англоязычные цитатники в металлических переплетах. Мы молча стояли среди зазывающих нас лавочников. Библейские сентенции о торговле в храме вряд смутили бы этих представителей постмаоистской буржуазии, выгодно продающих наследие своего старого врага. Он безуспешно пытался преодолеть их рыночнуюстихию.

На Тяньаньмэнь расположены сразу две одноименные станции метрополитена. Пекинское метро построено сравнительно недавно, при помощи французских специалистов. Это типичное метро капитализма - неглубокое, и без особых архитектурных красот. Впрочем, его различия с метрополитеном Народной Кореи отнюдь не сводились к художественным достоинствам. При первой попытке сфотографировать интерьеры одной из пекинских станций я был тут же задержан бдительным милиционером. Последовал целый допрос в крохотном подземном участке, после чего страж порядка лично удостоверился, что с цифрового фотоаппарата удалены снимки никому не нужных пластиковых колонн.

Вблизи площади лежат настоящие скопления оставленных пекинцами велосипедов и велосипедных такси. Вело- и мото-рикши - характерная черта улиц старого Пекина, многие которых являются огромными, забитыми людьми рынками. Стоя на тротуарах люди продают с рук все и вся - от спичек до тех же веломашин. Шесть лет назад, наблюдая китайцев, торгующихиз окон поезда в глубине Сибири, я не мог даже представить себе подобный базарный размах. Обыкновенных рикш практически нет - услуги велотаксиста и без того стоят копейки, обесценивая ручной извоз. Маневренные машины легко возят в толпе товары для беспрестанного мелкого торга.

А в переходах у Тяньаньмэнь просят милостыню нищие, ободранные китайцы. Девочка-инвалид рисовала на брусчатке мелками, оставляя за собой длинную дорожку цветных иероглифов: "Я из деревни, из бедной семьи, у нас совсем нет денег… Когда крестьяне приезжают в город и работают, то вся страна богатеет… Я хочу поступить в университет, но на это нет средств.. Прошу дать мне хоть немного денег...". Взрослые бросали ей мелочь, которую она ловко подгребала к себе костылем. Китайские дети тоже рисуют на улицах - но совсем не так, как в КНДР.

Древние ворота на крайнем юге Тяньаньмэнь являются символическим входом в другой, настоящий Пекин. За фешенебельными отелями прилегающих к площади улиц, прямо в центре столицы, начинаютсянастоящие трущобы. Узенькие улочки, низкие домики из досок и кирпича, заваленные всяческим мусором, сменяются пустырями, на которых разбросаны пластиковые манекены и остовы велосипедов. Тесные щели проходов ведут в микроскопические дворики - метр на метр забитого хламом пространства. Все вокруг зарисовано номерами рекламных телефонов. Дети - чистильщики обуви - пытаются чуть ли не насильно предложить вам свои услуги.

Рядом, прямо на своих тележках, спят уличные грузчики, тогда как обыкновенные бомжи устраиваются на земле, подстелив под нее грязные куртки. Местные торговки продают соевые сосиски и жаренных лягушек. Последних, по-видимому, ловят здесь же - в сточных канавах из-под нужников, проложенных вдоль улицы, прямо под стенами халабуд. Старики на перекрестках азартно играют в китайские шахматы. Кое-где на стенах видны нравоучительные рисунки-граффити - о пользе труда и вреде супружеских измен. В этих трущобах, где часто заметна открытая нищета, можно встретить милицейские отделения и партийныекомитеты, украшенные большими красными транспарантами. Возле одного из них красовался черный новенький лимузин - наглядный символ социального расслоения в этой псевдосоциалистической стране.

На одной из заброшенных улочек, среди горы битых кирпичей, сидел одинокий торговец "красными книжечками" Председателя Мао. Он разложил их прямо на земле, расстелив какое-то покрывало. Раньше, на площади, нам постоянно пытались всучить англоязычные цитатники - современные копии старых книжек шестидесятых годов.

Потом, на торговых улицах вблизи трущоб мы не без труда нашли репринтное издание цитатника на русском языке - в небольшой лавке, где бюстики Мао соседствовали с бронзовым Конфуцием и фигурками императоров. В тех же рядах продавались политические плакаты хунвейбиновских времен. Но лишь здесь, посреди трущоб и руин, можно было видеть настоящие, старые цитатники, с пожелтевшими, пахнущими тленом страницами. Из тех, которые были выпущены миллионными тиражами в 1966 году. Их отдавали буквально за копейки. Мы с Николаем Полищуком купили две "красные книжечки" - хорошо сохранившееся издание 1968 года и еще более ранний цитатник, испещренный пометками и автографами. Специальные печати-экслибрисы говорили: владелец книжечки возил ее в южную деревню Шаошань, на родину Мао Цзэдуна, а также, на север, в "Особый район Китая" - освобожденную территорию Яньань, и другие места революционной славы. В начале цитатника решительно перечеркнуто имя автора предисловия - погибшего "предателя" Линь Бяо. Большая история - вот чем веяло от этого крохотного трактата, который некогда сжимали молодые пальцы китайского бунтаря. Не он ли продал нам этот цитатник?

Глобальная фабрика, главный сборочный цех мирового капитализма - таким представляется нам современный, буржуазный Китай. Его социальные язвы особенно выделялись на контрасте с КНДР, которая смотрелась не столько более благополучной, сколько куда более человечной страной. Великий город Пекин отнюдь не сводится к деловым районам, которые красуются в его туристических проспектах. Это столица полунищих кустарей, которые забесценок продают свой труд, выживая среди пыльных трущобных бараков. Без реальных жизненных перспектив, без особого смысла в своей жизни, утратившей былые революционные ориентиры. "...Пройдет не так много времени - минимум несколько лет, более десятка лет, а максимум несколько десятилетий, - как во всей стране неизбежно произойдет контрреволюционная реставрация, марксистско-ленинская партия наверняка превратится в ревизионистскую или фашистскую партию, и весь Китай переменит свой цвет", - с впечатляющей прозорливостью предугадал это время Мао. Прискорбно, но политический цвет этой страны действительно не соответствует красному цвету ее знамен.

На Тяньаньмэнь, вблизи "Ворот небесного спокойствия", рядом со всемирно известным портретом Мао Цзэдуна, установлены изображения архаических драконов. Они казались нам воплощением извечных сил угнетения и классового господства, враждебных миллионным массам китайских бедняков. Образ Мао не случайно популярен в среде этих людей. Он вдохновляет их своим опытом и дает надежду когда-нибудь победить рыночное чудовище. Эта древняя страна уже видела "красные повязки", тайпинов, "боксеров" и хунвейбинов. Кто вновь собьет пыль со страниц китайской истории, обрушившись на нее не природной, а социальной бурей? 

Автор: Андрей Манчук

Источник: Из интернета.

Иллюстрации:


Тэсонсанское кладбище революционеров
.



Вечером, на исходе "Дня солнца"
.

Ратник. Независимый интернет журнал.

Hosted by uCoz