2007-122007-12
Чем сталинский СССР отличался от брежневского? Можно перечислять сотни
отличий, но качественное отличие было только одно. В эпоху Сталина и даже позже
наша политическая власть боялась, что (а) враги будут вести реальную войну с
СССР и (б) СССР эту реальную войну проиграет.
Почему политическая власть этого боялась — отдельный вопрос. Потому ли, что она
так любила СССР, или потому, что знала — в случае победы враг сдерет кожу с
каждого отдельного VIP-лица? Но в любом случае сталинская власть считала войну
реально возможной, в ее проигрыш — катастрофическим. То ли для народа и идеала,
то ли лично для высоких фигур. В конце концов — для обсуждаемого нами вопроса
это не так важно.
Два системообразующих принципа — реальность войны и необходимость победы
порождали гигантское количество последствий. Сумма этих последствий создавала
тип системы, качественно отличный от той системы, которую мы называем
брежневской. Потому что политическая власть эпохи Брежнева — это власть, которая
точно знает, что категорический императив "всё для фронта, всё для победы" не
имеет к ней никакого отношения.
Причины этой её убежденности понятны. Эпоха Брежнева — это эпоха реального
ядерного паритета. СССР создал ядерно-космический щит, мощный
военно-промышленный комплекс и армию, способную вести войну на равных со всем
оставшимся человечеством. А поскольку речь шла о ядерной войне, то всем было
понятно, что человечество не настолько безумно, чтобы вести эту войну.
Советский политический класс эпохи Брежнева рассуждал примерно так:
"Американцы - это (даже типа оголтелого Рейгана) вполне вменяемые, крайне
осторожные и благополучные обыватели, которые не захотят увидеть ядерный
апокалипсис на своей территории. На чужой — пожалуйста, но не на своей. Они
могут на нас окрыситься, если мы всерьез начнем разжигать пожар мировой
революции в Нью-Йорке, но мы-то этого не начнем. А вне такой угрозы они на нас
не "наедут", ну и мы на них не "наедем". Вообще — дураков нет "наезжать" в
условиях гарантированного взаимного ядерного уничтожения, а значит, реальной
войны не будет. Но раз войны не будет, то…"
Вот тут и начинается самое главное. Конечно, нужно держать ядерный паритет, но
раз войны не будет, то зачем нужен народ-воин? Ведь такой народ в чем-то опасен!
В любом случае с момента снятия реальной внешней военной угрозы политическому
классу нужно только, чтобы не было угрозы со стороны собственного народа.
Как снять такую угрозу? Создать более-менее сонный и мирный народ. Разрушить в
этом народе дух реальной мобилизации. Ведь если возможна мобилизация против
внешнего врага, есть и опасность мобилизации на борьбу с собственной властью!
Грубо говоря, если ты жокей или воин, тебе нужна лошадь, которая может быстро
скакать. Ты готов рисковать тем, что эта шустрая лошадь может тебя сбросить. А
если тебе не нужно никуда скакать и ты плохой наездник, то что тебе нужно? Чтобы
лошадь тебя не сбросила. Тогда эта лошадь должна быть клячей. Может быть и не
совсем полудохлой, но мирной, сонной — "без огонька".
Народ-воин, между прочим, не по щучьему велению создается. Его воинственность
определяется не только качеством допризывной подготовки. В гораздо большей
степени боевой дух и энергия определяются притягательностью некоей системы
идеалов (это далеко не только "Социалистическое Отечество в опасности").
Поскольку политический класс знает, что он сам, мягко говоря, плохо соотносится
с этими идеалами, то он и действует соответственно. Позитива – энергии, военного
огонька этот накал идеального уже не несет: на фиг огонек, если нет угрозы
войны? А вот риск (негатив) очень большой. Надо самому "соответствовать". А ты
не соответствуешь и тебе энергичные воины это могут предъявить. Чтобы не
предъявляли, нужно притушить огонек. Логика, согласитесь, понятная.
Но и это еще не всё. Если нет угрозы реальной войны и страха проигрыша, то зачем
политическому классу маршал Жуков? Маршал Жуков всегда опасен. В смысле не
конкретный человек, а собирательный образ. Крупный человек со страстями,
авторитетом, амбициями и возможностями… Талантливый полководец нужен, чтобы
выигрывать войну. А если ее не может быть в принципе, то талантливый полководец
— это просто бессмысленный риск. Освобождаясь от народа-воина, класс дальше
освобождается от полководцев.
А ученые? Инженеры? Зачем политическому классу нужно, чтобы в интеллектуальном
сословии оказались яркие личности? Если от "Катюши" или Т-34 зависит судьба
этого класса, то он будет терпеть яркие личности любого "социального разлива" и
даже восторгаться яркостью ("талант!"), прощая какие-то прегрешения в разумных
границах, конечно. Если же войны не будет, а какой-никакой потенциал вооружений
имеется, то зачем особо высокое качество этих самых амбициозных ученых и
инженеров?
Они себя запросто каким-то постиндустриальным классом вообразят, эти чертовы
технократы? После этого и номенклатуру (власть предержащий класс) начнут
скидывать… Нет уж, давайте обойдемся без бесцеремонных талантов! Разве нет
покладистых и вполне способных людей? Они вполне приличные изделия могут
создавать, да такие, что фиг на нас кто рыпнется! А если не рыпнется, то все
остальное неважно.
Мы не хотим сказать, что такие рассуждения политического класса эпохи застоя
полностью предопределили качество научных или военных кадров страны и качество
советского населения. Качество — штука очень инерционная, его так сразу не
девальвируешь. И оставались они — талантливые инженеры, полководцы,
изобретатели, гуманитарии, деятели культуры. Но оставаясь — постепенно
наращивали разрыв между собою и этим самым политическим классом.
Политический же класс всё более опирался не на них, а на угодливую прислугу - на
конформистов. Однако, опора на конформистов — это начало гибели любого
политического класса. Потому что на конформиста опереться нельзя - конформист
ориентируется на силу. И как только он обнаруживает, что чаши весов, на которых
измеряется сила, колеблются, он сам начинает колебаться – «чего изволите».
Помните анекдот: "У вас был левый или правый уклон? — Напишите: колебался вместе
с линией партии".
Даже если позднесоветский политический класс и хотел бы бороться, когда уже
началась агония СССР — было поздно. Он сам наплодил столько конформистов, что
инструменты борьбы отсутствовали. В партии было уже под 20 миллионов человек, а
бороться оказалось некому.
Почему так важно понять это сегодня? Потому что новый политический класс
начинает чуть ли не воспевать новый застой. Налицо опасные черты нового
брежневизма. И если враг уловит эти черты (а он их обязательно уловит), то он
начнет действовать по хорошо известным ему лекалам.
Автор: С. Кургинян
Источник: http://www.rusproject.org
Смотри также:
Иллюстрации:
А это уже и не обыватель даже.
Ратник. Независимый интернет
журнал.
