2007-112007-11
Накануне 90-летия Великой Октябрьской социалистической революции главное
внимание пишущих о ней сосредоточено на грандиозной фигуре Ленина, что
объяснимо: он был ее движущей политической и интеллектуальной силой, ее вождем.
После его смерти ведущую роль в определении судьбы Октября отечественная история
отвела Сталину. История не ошиблась — она никогда не ошибается.
Октябрь 1917 года выдвинул целую плеяду незаурядных личностей. Сталин в их ряду
оказался наиболее готовым к решению задачи, не сулившей быстрой и лёгкой славы,
— защитить и продолжить завоевания великой революции. Увидеть это в канун
величайшего события ХХ века, что потрясло весь мир, никто тогда не мог.
Однако сегодня, пристально вглядываясь в российские реалии девяностолетней
давности, можно разглядеть некоторые контуры великого политика в тогда уже
зрелом и ещё молодом революционере (в октябре 1917 года Сталину шёл тридцать
восьмой год). Это нужно сделать прежде всего потому, что нынешние от власти
кормящиеся «исследователи» истории Октября, не говоря уже о советологах Запада,
пытаются принизить роль Сталина в русской революции (так Октябрьскую революцию
часто называл Ленин), свести её чуть ли не к нулю.
Из марксистских исследователей наиболее полно, по нашему мнению, раскрыл роль
Сталина в Октябре Н.И.Капченко в своей масштабной монографии «Политическая
биография Сталина» (Тверь — 2004). Опираясь на содержащийся в ней обширный
исторический материал, попытаемся представить читателю очертания
Сталина-политика, государственного деятеля в Сталине-революционере, соратнике
Ленина на пути к Октябрю.
Начнём с апреля 1917 года — именно тогда Ленин огласил свои знаменитые
«Апрельские тезисы», которые взорвали политическую жизнь России. Возвестили о
неизбежности новой социальной бури, о необходимости и возможности прорыва к
социализму. Тезисы Ленина вызвали смятение в большевистском руководстве. Ряд
партийных лидеров встретили их как грозящую опасность для большевиков
политического экстремизма (да!) — не верили в возможность социалистического
переворота в России. У всех на слуху была оценка ленинских тезисов Плехановым —
«бред сумасшедшего».
«Апрельские тезисы» явились неожиданностью и для Сталина. Но он преодолел
известный догмат, согласно которому социалистическая революция возможна в
развитой капиталистической стране, где сконцентрирован промышленный пролетариат.
Сталин встал на сторону Ленина безоговорочно, пошёл за ним без колебаний.
Выделим это особо, так как Сталин никогда не был замечен в легкомыслии и
склонности к авантюризму. Верил только тому, что им глубоко продумано,
переосмыслено и стало убеждением. Как точно заметил А.Улам — американский
историк-политолог, Сталин в 1917 году входил в политическую когорту тех, кто
«рассматривал бесчисленные проблемы власти в холодном неэмоциональном свете» и
«впечатлял своих коллег прозаической практичностью». К апрелю 1917 года он уже
был политической фигурой первого плана — известный в большевистской партии
революционер-организатор рабочего движения в Закавказье, известный теоретик по
национальному вопросу, прошёл закаляющую школу тюремных заключений и ссылок в
суровые, северные края России.
«Апрельские тезисы» Ленина требовали коренного пересмотра всей политической
стратегии большевиков. Этот пересмотр состоялся драматически на седьмой
(Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б), что прошла в Петрограде с 24 по
29 апреля 1917 года. Открывая её, Ленин высказал мысль, которая повергла в шок
«правоверных» марксистов: «В ХIХ веке, наблюдая пролетарское движение разных
стран и рассматривая возможные перспективы социальной революции, Маркс и Энгельс
говорили неоднократно, что роли этих стран будут распределены в общем
пропорционально, сообразно национально историческим особенностям каждой из них.
Эту свою мысль они выражали, если её кратко сформулировать, так: французский
рабочий начнёт, немецкий доделает.
На долю российского пролетариата выпала великая честь начать...»
Рыков, сторонник Каменева и Зиновьева и один из видных большевиков, решительно
выступил против социалистической перспективы развития революции в России: «Можем
ли мы рассчитывать на поддержку масс, выкидывая лозунг пролетарской революции?
Россия самая мелкобуржуазная страна в Европе. Рассчитывать на сочувствие масс
социалистической революции невозможно, и потому, поскольку партия будет стоять
на точке зрения социалистической революции, постольку она будет превращаться в
пропагандистский кружок. Толчок к социальной революции должен быть дан с Запада.
Толчок от революционной солдатской руки идет на Запад, там он превращается в
социалистическую революцию, которая будет опорой нашей революции».
Призывать к пролетарской революции в крестьянской России?! — это было
непереносимо для тех, кто воспринимал учение Маркса как талмуд. Для них
крестьянская Россия была страной мелкобуржуазной — не более. А Ленин утверждал в
своих тезисах: «Не парламентская республика — возвращение к ней от С.Р.Д. было
бы шагом назад, — а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских
депутатов по всей стране, снизу доверху». И говорил о пролетарской диктатуре в
форме этих («и крестьянских») Советов, что «правоверными» марксистами
расценивалось не иначе, как предательство Маркса. За «Апрельские тезисы» Ленина
обвинили в русификации марксизма.
Сталин понял Ленина раньше других большевиков, так как давно осмыслил и принял
ленинское кредо: аграрный вопрос — гвоздь русской революции. Размышляя над
судьбами русского вопроса как прежде всего социального, он еще в 1913 году в
своей работе «Марксизм и национальный вопрос» (первоначальное название
«Национальный вопрос и социал-демократия») писал: «Судьбы русского вопроса, а
значит, и «освобождение» наций, связываются в России с решением аграрного
вопроса».
Союз рабочего класса и крестьянства, опора на революционный потенциал
крестьянства, русского — в первую очередь, при ведущей роли пролетариата — это
был русский путь в социалистической революции. Не «русификацию» марксизма, а
диалектическое его использование в приложении к национально-историческим
особенностям России — вот что предложил Ленин партии в «Апрельских тезисах».
Сталин-диалектик по достоинству оценил ленинский метод выработки политической
стратегии партии и следовал ему с безупречностью, когда история возложила на
него ответственность за судьбу Октября.
На Апрельской конференции он впервые выступил официальным докладчиком по
национальному вопросу. В основных положениях доклада обнаружился сталинский
государственный стиль мышления. Докладчик провёл чёткую грань между
принципиальным признанием права наций на самоопределение вплоть до отделения и
образования самостоятельного государства и целесообразностью такого отделения:
«Признавая за угнетёнными народностями право на отделение, право решать свою
политическую судьбу, мы не решаем тем самым вопроса о том, должны ли в данный
момент отделиться какие-то нации от Российского государства. Я могу признать за
нацией право отделиться, — говорил Сталин, — но это ещё не значит, что я её
обязал это сделать. Народ имеет право отделиться, но он, в зависимости от
условий, может и не воспользоваться этим правом».
То был государственный подход к решению национального вопроса. Сталин знал, что
в условиях анархии и хаоса, порождённых Февралем 1917 года, целый ряд
национальностей России оказался в состоянии полного отделения и полной
оторванности друг от друга — над страной и государством нависла угроза распада.
Апрельская конференция, можно сказать, открыла Сталину дверь в историю. Никто
этого не мог предположить тогда даже в самом смелом воображении. Но теперь,
когда предоктябрьская история стала объектом исследования, данное утверждение не
будет преувеличением. Авторитет большевиков в народе быстро рос, как только
ленинские «Апрельские тезисы» стали достоянием масс. Кризис Временного
правительства обострялся с каждым днём и всем, даже в буржуазной среде,
становилось ясно, что драматическая развязка неизбежна и что в ней большевики
сыграют не последнюю роль.
Решением Апрельской конференции Сталин впервые вводится в состав ЦК. После
конференции ЦК образовал Бюро (или узкий состав ЦК), в которое вошло четыре
человека: Ленин, Зиновьев, Сталин и Каменев (названы в порядке числа полученных
каждым голосов при баллотировании в ЦК).
Роль Сталина в мае—июне 1917 года не бросалась в глаза: он с неохотой исполнял
обязанности публичного политика — «не для него были популярность и слава» (И.Дойчер).
Он не увлекался, подобно Троцкому, выступлениями на митингах, участием в других
публичных акциях. Не пытался, как это делал непрерывно ораторствующий Троцкий,
показать себя в качестве видной политической фигуры. Сталина, как и прежде,
притягивала к себе реальная политическая деятельность, деятельность
организаторская. Он чувствовал себя в ней как рыба в воде. Потому внешне его
роль казалась скромной. Но она была бесспорно важной, значительной во всей
истории Октября.
В дни июньского кризиса, когда большевики сдерживали готовность питерских
рабочих выйти на демонстрацию под политическими лозунгами и с оружием (не время
— партию обвинили бы в попытке захвата власти), Сталин находился в центре
политических событий: вместе со Свердловым руководил большевистской фракцией
Петросовета, выступал на различных конференциях и совещаниях большевиков и, что
важно, давал в печати («Правда») графически чёткую характеристику сложившейся
ситуации, высказывал принципиальные соображения относительно дальнейшей тактики
и стратегии партии. В частности, он подчёркивал: «Война и связанная с ней
разруха обостряют классовые противоречия до последних пределов. Политика
соглашений с буржуазией, политика лавирования между революцией и контрреволюцией
становится явно несостоятельной». В свойственном ему лаконичном стиле
формулировал самые актуальные задачи: «Первая заповедь — не поддаваться
провокации контрреволюционеров, вооружиться выдержкой и самообладанием, беречь
силы для грядущей борьбы, не допускать никаких преждевременных выступлений».
Подчеркнём, что предугадать конкретное направление развития событий в ту пору, в
пору стремительного разворота стихийного революционного потока, было невероятно
сложно — требовалось искусство политического предвидения. Сталин
продемонстрировал это искусство как в июньские, так в июльские кризисные дни.
После провала наступления на фронте в Петрограде вспыхнули стихийные
демонстрации. События развивались бесконтрольно. Возникла угроза
антиправительственного вооружённого выступления. Большевики были против него,
поскольку в армии и провинции революционный кризис не назрел. Но уже вечером 3
июля некоторые воинские части и присоединившиеся к ним рабочие Путиловского и
других заводов столицы, вышли на улицу. Демонстрация началась и шла под
лозунгами: «Долой Временное правительство!», «Вся власть Советам рабочих и
солдатских депутатов!». Большевики возглавили движение, чтобы придать ему
организованный мирный характер. 4 июля 500 тыс. рабочих, солдат и матросов вновь
вышли на демонстрацию. Звучало многотысячное: «Вся власть Советам!».
Демонстрация расстреляна. Временное правительство объявило Петроград на военном
положении. Начались аресты, разгромлены редакция «Правды» и её типография. 6
июля отдан приказ об аресте Ленина. Эсеро-меньшевистский ЦИК Советов признал за
Временным правительством «неограниченные полномочия и неограниченную власть».
Кончилось двоевластие.
Ленин в подполье — так решил ЦК, опасаясь за его жизнь. Троцкий же
демонстративно уходит в тюрьму — добровольно отдаёт себя в руки «правосудия»
(мол, раз объявили об аресте Ленина, то берите и меня). То был продуманный жест,
позволяющий красиво устраниться от надвигающихся драматических событий.
Сталин, как и в дни июньского кризиса, находится в центре тяжелейшей борьбы. Его
организаторская работа направлена на то, чтобы смягчить удар контрреволюции, не
допустить разгрома большевистских организаций, обеспечить отступление в порядке.
Для этого он вёл дипломатические переговоры с представителями властей и партий,
входящих в правительство. И он, неслучайно, что он, выступает с отчётным
докладом ЦК об июльских событиях на экстренной конференции Петроградской
организации большевиков. Даёт анализ нового этапа развития революции: «Как
марксисты, мы должны подойти к кризису власти не только с формальной точки
зрения, но, прежде всего, с точки зрения классовой. Кризис власти — это
напряжённая, открытая борьба классов за власть»; «Мирный период развития
революции кончился. Настал новый период, период острых конфликтов, стычек,
столкновений. Жизнь будет бурлить, кризисы будут чередоваться. Солдаты и рабочие
молчать не будут».
Велика роль Сталина в июльских событиях. Благодаря ему партия вышла из
критической ситуации с небольшими потерями. Но особенно велика его роль в
подготовке и проведении VI съезда партии, принявшего историческое решение (тогда
уже все сознавали, что оно именно историческое) о курсе на взятие власти путём
вооружённого восстания. На съезде Сталин впервые выступил в качестве основного
докладчика с отчётом ЦК партии и с докладом о политическом положении. Атмосфера
в зале была непростой: немало делегатов готовилось оспорить ленинскую позицию по
вопросу о перспективах развития социалистической революции в России. Дискуссия
по данному вопросу разгорелась, когда обсуждался проект резолюции съезда. В
одном из её пунктов говорилось: «задачей этих революционных классов явится тогда
напряжение всех сил для взятия государственной власти в свои руки и для
направления её, в союзе с революционным пролетариатом передовых стран, к миру и
социалистическому переустройству общества». Преображенский (в будущем активный
участник троцкистской оппозиции) внёс поправку в концовку резолюции: «для
направления её к миру и при наличии пролетарской революции на Западе — к
социализму».
Сталин резко возразил: «Я против такой поправки. Не исключена возможность, что
именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму». В его возражении
ключевыми явились такие утверждения: «База нашей революции шире, чем в Западной
Европе», «У нас же рабочих поддерживают беднейшие слои крестьянства»; «Надо
откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь.
Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве
последнего».
Это была решительная защита ленинской позиции, которую Сталин изложил в докладе
своими словами: «Было бы недостойным педантизмом требовать, чтобы Россия
«подождала» с социалистическими преобразованиями, пока Европа «не начнёт». Съезд
отверг поправку Преображенского, за которую ратовал и Бухарин.
Можно утверждать, что на VI съезде партии Сталин внёс свой весьма значимый вклад
в теорию построения социализма в одной, отдельно взятой стране.
На VI съезде Сталин предстал перед партией как крупный политический
руководитель, способный брать на себя всю полноту ответственности за выполнение
партийных решений в критические моменты истории. Из узкой группы ЦК в кризисные
июльские дни он остался один и проявил необходимые хладнокровие и решительность
(Ленин с Зиновьевым находились в подполье, Каменев арестован). Понятно, что
исполнение им ответственной роли не стало бы столь успешным, если бы не доверие
и постоянная поддержка Ленина (Сталин являлся одним их его связных в период
вынужденного подполья). Но сам факт ленинского доверия о многом говорит.
Сталин предстал перед съездом и как теоретик, и как полемист, способный наносить
разящие удары по всем, кто пытался подвергнуть сомнению ленинский курс на
социалистическую революцию в России. Можно сказать, что на VI съезде партии он
нанёс первые упреждающие удары по будущим активным носителям троцкизма.
Остановимся на политической деятельности Сталина в сентябре—октябре 1917 года.
Именно этот период зарубежные исследователи-антисталинисты стремятся представить
без Сталина, пытаясь доказать, что он оказался человеком, оставшимся вне
Октябрьской революции (Р.Такер, Р.Слассер). Им вторят и российские
антисоветчики. В недавно опубликованной обширной статье Солженицына «На обрыве
повествования» («Литературная газета», 18—24 июля 2007 г.), посвящённой
октябрьским событиям 1917 года, имя Сталина не упоминается. В ней на первом
плане Троцкий, Ленин — на втором. Всё как у Троцкого в «Уроках Октября». По
версии последнего, Сталин чуть ли не проспал революцию. Эта клеветническая
версия всячески тиражируется сегодня.
Обратимся к фактам истории, что запечатлены в проколах заседаний ЦК РСДРП(б).
В протоколе заседания ЦК от 15 сентября центральным в повестке дня значится
вопрос о письмах Ленина, в которых он убеждает членов ЦК в том, то «большевики
могут и должны взять государственную власть в свои руки».
Каково отношение ЦК к письмам вождя? Отнюдь не положительное у большинства. В
протоколе зафиксировано:
«Тов. Сталин предлагает разослать письма в наиболее важные организации и
предложить обсудить их. Решено перенести на ближайшее заседание ЦК.
Ставится на голосование вопрос, кто за то, чтобы был сохранён только один
экземпляр писем. За — 6, против — 4, воздержалось — 6.
Тов. Каменевым вносится предложение принять следующую резолюцию:
ЦК, обсудив письма Ленина, отвергает заключающиеся в них практические
предложения, призывает все организации следовать только указаниям ЦК и вновь
подтверждает, что ЦК находит в текущий момент совершенно недопустимым какие-либо
выступления на улицу».
Как видим, Сталин твёрдо стоял на стороне Ленина, когда в большевистском
руководстве сильны были антиленинские настроения и колебания — а не велик ли
риск, не окажется ли партия банкротом, коль потерпит поражение?
За протокольной записью заседания ЦК надо видеть жёсткую борьбу сторонников и
противников Ленина. В ней очевидна активная позиция Сталина как твёрдого
ленинца. В сентябре он писал: «Контрреволюция ещё не разбита. Она только
отступила, спрятавшись за спиной правительства Керенского. Революция должна
взять и эту вторую линию окопов контрреволюции, если она хочет победить»;
«Задача пролетариата — сомкнуть ряды и неустанно готовиться к грядущим битвам».
В решающие недели октября 1917 года Сталин — на острие главных событий.
10 октября состоялось ставшее историческим заседание ЦК большевиков. На нём
выступил Ленин с анализом текущего момента: «Большинство теперь за нами.
Политически дело совершенно созрело для перехода власти... Политическая
обстановка, таким образом, готова. Надо говорить о технической стороне. В этом
всё дело. Между тем мы, вслед за оборонцами, склонны систематическую подготовку
восстания считать чем-то вроде политического греха».
10 голосами против 2 (Каменев и Зиновьев) принимается резолюция: вооружённое
восстание созрело и «ЦК предлагает всем организациям партии руководствоваться
этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы».
Среди 12 участников заседания ЦК был Сталин. 10 октября в газете «Рабочий путь»
публикуется его статья «Контрреволюция мобилизуется — готовьтесь к отпору»,
созвучная принятому на заседании ЦК решению: «Советы и комитеты должны принять
все меры к тому, чтобы второе выступление контрреволюции (первым было
выступление генерала Корнилова. — Ю.Б.) было сметено всей мощью великой
революции».
На заседании ЦК 10 октября учреждается Политическое бюро «для политического
руководства в ближайшее время...». В Политбюро вошли: Ленин, Зиновьев, Каменев,
Троцкий, Сталин, Сокольников и Бубнов. Так записано в протоколе.
Не менее важным, историческим было и заседание ЦК
16 октября. Состав его участников куда более представителен, чем 10 октября:
помимо членов ЦК в заседании участвовали многие члены Петроградского комитета,
Военной организации партии и др. Дело подготовки вооружённого восстания
переводится из плоскости теоретических споров на практические рельсы. С
обоснованием своей прежней позиции выступил Ленин. Анализируя сложившую в стране
ситуацию, он делает жёсткий вывод о необходимости «самой решительной, самой
активной политики, которая может быть только вооружённым восстанием».
В протокольной записи зафиксирована бурная дискуссия по выступлению Ленина. В
ней Сталин высказал, в частности, следующее: «День восстания должен быть
целесообразен. Только так надо принимать резолюцию... То, что предлагают Каменев
и Зиновьев, это объективно приводит к возможности контрреволюции
сорганизоваться; мы без конца будем отступать и проиграем всю революцию. Почему
бы нам не предоставить себе возможности выбора дня и условий, чтобы не давать
возможности сорганизоваться контрреволюции». Поскольку жаркий спор шел по
вопросу о дне восстания (Ленин предложил начать его до открытия II
Всероссийского съезда Советов, намеченного на 25 октября, и настаивал на этом),
то можно заключить: Сталин выступил с обоснованием необходимости принять
ленинское предложение. Далеко не все с этим были согласны. Высказывались мнения
об опасности форсирования событий.
Результаты бурной дискуссии таковы: за вооружённое восстание до 25 октября
проголосовало 19 человек (Сталин среди них), 2 — против, 4 — воздержались.
17 октября Каменев и Зиновьев (2 — против) выступили в непартийной печати со
своей особой точкой зрения — совершили акт политического предательства.
Реакция Ленина известна — он обратился с письмом (нет, не к ЦК) к членам
большевистской партии, в котором бескомпромиссно заявил: «Я говорю прямо, что
товарищами их обоих больше не считаю и всеми силами и перед ЦК, и перед съездом
буду бороться за исключение обоих из партии». В ЦК единодушной поддержки Ленина
не сложилось: одни решительно осуждали Каменева и Зиновьева, другие (их
оказалось не меньше первых) считали, что их надо вывести из ЦК и обязать впредь
не допускать заявлений против партийных решений, иными словами, не исключать из
партии. Неожиданной для многих оказалась точка зрения Сталина. Она изложена в
протоколе: «Тов. Сталин считает, что Каменев и Зиновьев подчинятся решениям ЦК,
доказывает, что всё наше положение противоречиво; считает, что исключение из
партии не рецепт, нужно сохранить единство партии; предлагает обязать этих двух
т.т. подчиниться, но оставить их в ЦК». Все знали, что Сталина нельзя
заподозрить в либерализме. И вдруг: исключение — не рецепт, оставить в ЦК.
Пожалуй, Сталин впервые не согласился с Лениным. Не согласился накануне решающих
событий (?!).
Автор «Политической биографии Сталина» Н.И.Капченко высказал предположение, что
за примирительной позицией Сталина скрывалась его внутренняя неуверенность в
окончательном исходе вооружённого восстания. На наш взгляд, для такого
предположения нет никаких оснований: вся предшествующая политическая
деятельность Сталина свидетельствует о том, что он принимал решения, будучи
убеждён в их верности и исполнимости, и способен был в других вселять
уверенность в этом. Попытка психологического анализа его политического поведения
бесперспективна: предпринимающие её дают волю своему воображению и отрываются от
объективной реальности. А она в то время была такова: Ленин благодаря своему
громадному авторитету добился поддержки его позиции большинством ЦК, но
меньшинство (Каменев и Зиновьев плюс четверо воздержавшихся) отражало
нерешительность, колебания определённой части партии. Перед историческим
действием — восстанием против буржуазной власти необходимо было монолитное
единство. Добиться его в несколько дней (их оставалось всего семь) методом
исключения «штрейкбрехеров» — дело не реальное. В выступлении Сталина с
обоснованием предложения оставить Каменева и Зиновьева в ЦК ключевыми являются
слова: «положение противоречиво», «нужно сохранить единство партии». Думается,
что в сталинском предложении проявился политический практицизм, необходимый
перед решающей схваткой. Именно этот практицизм заставил Ленина и ЦК внять
совету Сталина — Каменева и Зиновьева оставили в ЦК, обязав их подчиниться его
решению. И они подчинились.
Сталин извлёк урок из анализируемой ситуации. Когда он встал у руля руководства
партией и государством, то исключил всякую возможность нахождения в ЦК ВКП(б)
противников её генеральной линии и колеблющихся. Случилось это накануне схватки
со смертельным противником — германским фашизмом.
На заседании ЦК РСДРП(б) 16 октября, после решения вопроса о вооруженном
восстании, учреждён был партийный практический центр по руководству восстанием —
Военно-революционный центр в составе Свердлова, Сталина, Бубнова, Урицкого и
Дзержинского. Итак, Сталин к 25 октября 1917 года работал в двух органах партии,
что были штабом вооружённого восстания — в Политбюро ЦК и Военно-революционном
центре. На том же заседании ЦК он вводится в состав Исполнительного комитета
Советов и выступает с рядом инициатив, свидетельствующих о его уверенности в
победе восстания.
24 октября, вечером, Ленин прибывает в Смольный. Информирует его о ходе
политических событий Сталин.
Западные советологи и доморощенные «исследователи» — не первопроходцы в
мифологии о Сталине. Первым, кто создал миф о его периферийной роли в
Октябрьской революции, был Троцкий. Его уверенность в том, что только ему
принадлежит монопольное право исполнять роль вождя, не имела границ.
Препятствием для осуществления честолюбивых замыслов Троцкого был Сталин.
Авторитет последнего заметно рос в партии, в то время как популярность Троцкого,
о которой он всегда чрезвычайно заботился, стала таять. По окончании Гражданской
войны пришло время созидания. Политика переместилась из сферы войны в сферу
хозяйственных дел — шёл трудный процесс восстановления донельзя разрушенной
экономики страны. Трубадур перманентной революции, грезивший себя её вождем, не
только не готов был к социалистическому созиданию в Советской России, но и
считал построение социализма в отдельно взятой стране предательством интересов
международной революции. Столкновение Троцкого со Сталиным — это не борьба за
личную власть, это борьба направлений в развитии советского общества. От её
исхода зависела судьба Октября 1917 года. В ней победитель мог быть только один,
ничья не допускалась историей.
Троцкий первым решил нанести удар по своему грозному противнику. Он первым
бросил ему вызов. Для этого выбрал оружие, которым хорошо владел, — историческую
публицистику. В 1924 году Троцкий публикует книгу «Уроки Октября». Её главные
герои — сам Троцкий и Ленин (именно в такой очерёдности). О Сталине ни слова,
как будто не было его в революции. В качестве антигероев выведены Каменев и
Зиновьев. Троцкий подробно пишет об их «штрейкбрехерстве» накануне Октября, что
позволяет ему сделать прозрачный намек: а кто предлагал их оставить в ЦК партии?
Описывая июльские события 1917 года, Троцкий даже не упомянул VI съезд партии,
решения которого нацелили большевиков на вооружённое восстание. Такая
«забывчивость» обнаруживает заведомую тенденциозность автора. «Забыл» он сказать
и о своём отсутствии на заседании ЦК 16 октября 1917 года, когда вопрос о
революции был переведён из сферы теории в сферу политической практики — создан
партийный практический центр по руководству восстанием (Сталин в его составе).
Троцкий «по забывчивости» подменил этот центр Военно-революционным комитетом при
Петроградском Совете, в состав которого он входил.
Автор «Уроков Октября» пространно рассуждает об отношении Ленина к
Предпарламенту, созданному на Демократическом совещании, с целью отвлечь массы
от революционной борьбы. И ни слова о том, что 21 сентября на заседании
большевистской фракции совещания с докладом выступил Сталин, изложивший
ленинскую позицию в отношении буржуазных форм «демократической говорильни».
Троцкий обошёл молчанием важнейшие события на пути к Октябрю, связанные с именем
Сталина.
Троцкий сознательно пошёл на умолчание роли Сталина в великой революции. Ему
нужно было заявить о себе как о единственном преемнике Ленина. Нужно было
спровоцировать читателей его книги на мысль, что Генеральный секретарь ЦК партии
Сталин не может претендовать на исполнение такой роли: тов. Сталин находился в
отдалении от Ленина в Октябрьской революции, а вот тов. Троцкий, как и Ленин,
являлся её вождём. Чтобы разглядеть этот подтекст «Уроков Октября», надо знать и
понимать политическую жизнь Советской России 1924 года. Её главный вопрос: кто
встанет у руля руководства партией и соответственно — куда пойдет страна?
Роль Троцкого значительна в Октябрьском перевороте, что бесспорно. Но сам он
видел и оценивал её как исключительную, равную роли Ленина, а в чём-то и
превосходящую её. С непомерным тщеславием и самолюбованием он, в частности,
утверждал в «Уроках Октября»:
«С того момента, как мы, Петроградский Совет, опротестовали приказ Керенского о
выводе двух третей гарнизона на фронт, мы уже вступили фактически в состояние
вооружённого восстания. Ленин, находящийся вне Петрограда, не оценил этот факт
во всём его значении...
...После «тихого» восстания столичного гарнизона к середине октября, с того
момента, как батальоны по приказу Военно-революционного комитета отказались
выступить из города и не вышли, мы имели в столице победоносное восстание...
...Восстание 25 октября имело только дополнительный характер».
Итак, по Троцкому, выходит, что зря Ленин направил «Письмо членам ЦК», в котором
требовал: «Ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до
25-го, никоим образом, решать дело сегодня непременно вечером или ночью».
Сегодня — это 24 октября. Выходит, зря в тот же день, 24-го, ЦК партии провёл
заседание с обсуждением ленинского письма. В протоколе заседания, в частности,
записано: «Троцкий считает необходимым устроить запасной штаб в Петропавловской
крепости...». К чему всё это, если «тихое» восстание уже победило?..
Партия для Троцкого была лишь фоном для живописания им своей «героической» роли
в Октябре. Позже, в 1935 году, он запишет в своём дневнике: «Если бы в
Петербурге не было ни Ленина, ни меня, не было бы и Октябрьской революции».
Комментарии, как говорится, излишни. В «Уроках Октября» данная мысль заключена в
подтексте. Сталин первым обнажил её, первым развенчал легенду об особой роли
Троцкого в Октябрьском восстании, что было для последнего непереносимо.
Выступая на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС в ноябре 1924 года, Сталин
говорил: «Троцкисты усиленно распространяют слухи о том, что вдохновителем и
единственным руководителем Октябрьского восстания являлся Троцкий. Эти слухи
особенно усиленно распространяются так называемым редактором сочинений Троцкого,
Ленцнером. Сам Троцкий, систематически обходя партию, ЦК партии и Петроградский
комитет партии, замалчивая руководящую роль этих организаций в деле восстания и
усиленно выдвигал себя, как центральную фигуру Октябрьского восстания, вольно
или невольно, способствует распространению слухов об особой роли Троцкого в
восстании. Я далёк от того, чтобы отрицать несомненно важную роль Троцкого в
восстании. Но должен сказать, что никакой особой роли в Октябрьском восстании
Троцкий не играл и играть не мог, что, будучи председателем Петроградского
Совета, он выполнял лишь волю соответствующих партийных инстанций».
И далее: «Иначе и не могло быть: стоило Троцкому нарушить волю ЦК, чтобы
лишиться влияния на ход дел. Разговоры об особой роли Троцкого есть легенда,
распространяемая услужливыми «партийными» кумушками.
Это не значит, конечно, что Октябрьское восстание не имело своего вдохновителя.
Нет, у него был свой вдохновитель и руководитель. Но это был Ленин, а не
кто-либо другой».
Сталин всё расставил по своим местам.
Поверженный Лев до конца своих дней мстил Сталину за его, Льва Троцкого,
разоблачение. Но всё это случится потом. Тогда же, в 1924 году, он не решился на
публичный ответ.
Сталин не был бы Сталиным, если бы не поставил вопрос: «для чего понадобились
Троцкому все эти легенды об Октябре и подготовке Октября, о Ленине и партии
Ленина?» И если бы не дал ответа на него: «Троцкому «дозарезу» нужно развенчать
партию, её кадры, чтобы от развенчивания партии перейти к развенчанию ленинизма.
Развенчивание же ленинизма необходимо для того, чтобы протащить троцкизм, как
«единственную», «пролетарскую» (не шутите!) идеологию. Всё это, конечно (о,
конечно!), под флагом ленинизма, чтобы процедура протаскивания прошла
«максимально безболезненно».
Сталин вскрыл особенности троцкизма и показал его опасность для судьбы Октября:
подмена социалистической революции в России (одной стране) непрерывной
(перманентной) революцией в мировом масштабе; подрыв единства партии
организационным оппортунизмом («Троцкизм в организационной области есть теория
сожительства революционеров и оппортунистов, их группировок и группировочек в
недрах единой партии»); стремление к разрушению авторитета партийных лидеров
(«Троцкизм есть недоверие к лидерам большевизма, попытка к их дискредитированию,
к их развенчанию»).
Победи Троцкий Сталина в их идейной и политической схватке, Октябрьскую
революцию, а она продолжалась, ожидал бы трагичный исход. Возник бы кризис
Советской власти от насильственного втягивания страны в авантюрную мировую
революцию, что могло бы, при непременном содействии буржуазного Запада, привести
к реставрации капитализма в России. Её распад, при вероятности новой гражданской
войны, был бы неизбежен.
Сталин впервые использовал понятие «новый троцкизм» и определил его характерные
черты: приспособление ленинизма к требования троцкизма (прежде всего, к идее
«чистой» пролетарской диктатуры, исключающей союз пролетариата и крестьянства);
подрыв единства партии путём «противопоставления старых кадров партийному
молодняку»; противопоставление троцкистски трактуемого Ленина партийному
руководству страны, его курсу. Новый троцкизм (неотроцкизм по-современному)
отличался от старого, дореволюционного, лишь тактическими ухищрениями. Стратегия
его оставалась прежней — перманентная революция.
Неотроцкизм заявил о себе при Хрущёве (понятно, что в современной редакции), но
был остановлен: бросок к коммунизму, при уповании на отсутствие фатальной
неизбежности войны, не состоялся. В буржуазно-либеральной редакции неотроцкизм
проявил себя в полной мере в годы горбачёвской перестройки. Под лозунгами
«Революция продолжается!», «Больше демократии — больше социализма!» Горбачёв и
компания осуществили демонтаж партии и Советского государства — капитализм
вернулся в Россию. Великий Октябрь был предан, его идеалы осквернены.
Позиции Сталина и Троцкого в Октябре 1917 года прямо противоположны. Прямо
противоположным было их отношение к великой русской революции.
Троцкий вынужден был называть Октябрьскую революцию русской, потому что так
называл её Ленин. Но ничего русского, национального в ней Троцкий не желал
видеть. Смотрел на неё как на запал всемирной революции с обязательным её
центром в Европе. С Европой, Западом связывал он судьбу Октября. Пользуясь
современной терминологией, скажем: Троцкий был воинствующим евроцентристом. Его
интернационализм имел западноевропейский характер. Он напоминает сегодня
западный глобализм, но в оболочке «перманентности»: для Троцкого — всё должно
решиться на Западе и Западом. Его никогда не интересовали национальные интересы
России. Он и мысли не допускал о национальном своеобразии Октябрьской революции.
О русском крестьянстве (читайте — о русском народе) говорил с презрением: «Что
же такое наша революция, если не бешеное восстание... против мужицкого корня
старой русской истории».
Сталин был пролетарским интернационалистом и, как и Ленин, долгое время отдавал
дань идее международной революции. Но следуя Ленину и оставаясь пролетарским
интернационалистом, он всё больше стал задумываться о национальном характере
будущей социалистической революции в России — о её русском характере, прежде
всего. Есть основание для такого предположения.
В 1913 году в своей работе «Марксизм и национальный вопрос» Сталин замечает: «В
России роль объединителя национальностей взяли на себя великороссы». В этой же
работе делает заключение: от решения судьбы русского вопроса, как аграрного
(крестьянского), зависит освобождение, т. е. судьба всех наций России. Сталин
впервые вводит в марксизм понятие «русский вопрос» и определяет его
интернациональный, общенациональный смысл в России.
В 1917 году на VI съезде РСДРП(б), отвечая на вопросы по докладу о политическом
положении, Сталин говорит о Советах как наиболее целесообразной форме
организации борьбы рабочего класса за власть и особо выделяет: «Это форма чисто
русская». Не без его активного участия писались резолюции
VI съезда — в них революция в России называется русской. А в принятом съездом
манифесте РСДРП встречается такое выражение: «Английские и американские
капиталисты, которые в качестве кредиторов стали хозяевами русской жизни...».
Вспомним ещё раз полемику Сталина с Преображенским на VI съезде партии. Отводя
евроцентристскую поправку последнего в резолюцию съезда, Сталин (ещё раз
процитируем) категорично заявил: «Надо откинуть отжившее представление о том,
что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и
марксизм творческий. Я стою на почве последнего». По этому поводу Р.Такер —
известный американский политолог, антисталинист заметил: «Это примечательное
заявление, заслуживающее в силу своей спонтанности тем большего внимания, на
какой-то короткий момент приоткрыло завесу над лежащим в его основе
русоцентризмом Сталина. В обмене мнениями проступали контуры будущей дискуссии в
партии относительно возможности построения социализма в Советской России без
революции в Европе, а в сталинском «творческом марксизме» 1917 года уже
содержалась в зародыше идея построения социализма в одной, отдельно взятой
стране».
Оставим на совести американца язвительность, когда он говорит о сталинском
«творческом марксизме», и скажем: Сталин до Октября 1917 года мыслил категориями
всемирной и национальной, русской истории, он осознавал такую важнейшую
национально-историческую особенность России, как ведущая роль русского народа в
её образовании и развитии. Уже тогда Сталин мыслил как революционер-политик,
государственник, Троцкий — как «революционный» космополит, западник. Их
непримиримое противостояние было неизбежным.
Выпячивание Троцким своей исключительной роли в истории Октября и сознательное
замалчивание им роли Сталина выгодно всем антисоветчикам — от западных
советологов с примкнувшими к ним радзинскими и млечиными, до так называемых
нынешних патриотов, ведущих свою родословную от проантантовских Деникина и
Колчака. Первым ненавистна национальная природа великой русской революции,
вторым — её классовая природа. Сталин, как и Ленин, соединял в себе эти две
ипостаси Октября.
Усилиями Троцкого и троцкистов был начат процесс обесценивания роли Сталина в
Октябре 1917 года. Сегодня Троцкого «оживили», чтобы продолжить этот процесс —
Сталина на Западе и в прозападных правящих кругах России страшатся даже
усопшего.
Величайший революционер и политик ХХ века, он проявил себя человеком недюжинного
ума и воли в истории Октября. В Октябре Сталин был рядом с Лениным. Тогда никто
не мог подумать, что рядом с гением — гений. Это ясно теперь каждому, кто
пытается объективно оценить историю прошедшего столетия.
Автор: Юрий БЕЛОВ
Источник: http://www.sovross.ru
Смотри также:
Иллюстрации:
Ратник. Независимый интернет
журнал.
